Мужчина оказался так близко, что казалось, еще немножко, и просто не хватит воздуха для двоих. Ощущение наполненности притягивало, дарило спокойствие и понимание, что наконец-то все идет так, как нужно.
— Верико…
Его губы шептали мое имя, лаская слух болезненным хрупким чувством, упорно сквозившим в каждом звуке, заставляя сердце биться с удвоенной силой, стремиться навстречу новому, неизведанному. И все сладостнее казалось ожидание, все блаженнее — влечение, все настойчивее — пробуждающийся огонь.
— Верико, — в который раз повторил он, склоняясь ниже, опаляя дыханием кожу, позволяя самой сделать последний, решительный шаг.
Я без раздумий потянулась навстречу…
Но громкий стук помешал первому поцелую.
— Кто? — взревел Кощей, багровея от гнева. — Кто посмел?!
— Царь-батюшка, не вели казнить!
Рывком распахнутая дверь открыла нашим взорам дрожащего от страха стражника.
— Там, в темнице, Еремей…
— Что?
— Мы допрашивали, а ты велел позвать, коли что интересное скажет.
— Ну?!
— Сказал. Заговорил. Царь-батюшка! — Стражник со страхом глядел на Кощея, переминаясь с ноги на ногу. — Ты же сам велел…
— Понял. Понял, что сам велел, лешему бы вас в болото! — Кощей обернулся. — Верико…
— Иди, — улыбнулась я. — Ты не можешь оставаться тем самым великим Кощеем, если будешь задвигать государственные дела на второй план. Иди, я подожду.
Он благодарно кивнул. И, наскоро переодевшись, вышел вслед за стражником.
Ну вот, кажется, мы помирились. Как же хорошо, когда истории позитивные.
Я довольно потерла руки: все, теперь никуда Кощей не денется! По законам сказочного времени обязан жениться!
Подойдя к окну, вдохнула полной грудью. Наконец-то все нормально. Как же давно не было спокойствия, даже не верится. А все Еремей испортил, царь недоделанный. Вот бы огреть его по башке тем самым томом, что в пруд выкинул! Кстати, где он?
Книга лежала на столике. Такая мокрая, несчастная, всеми забытая. И это мой подарок? Вот такой? Брр, нет, пока есть время, надо привести его в приличный вид и вручить с фанфарами.
Я подцепила ногтем слипшиеся страницы и чуть не зарыдала от огорчения: рукописный текст потек, оставляя после себя мутно-серые разводы. Да что же это такое? Даже если высушу, слова-то кто восстанавливать будет? А ведь я ничего прочесть не успела…
И так жаль стало себя любимую, так обидно, хоть волком вой. Шмыгнув носом, решила не тратить нервы зря, а погрустить по-правильному. С чаркой, вареньицем и хорошим слушателем. Одним словом, отправилась к Яге.
— Чего ревешь?
— Еремей книгу в пруд бросил, — пожаловалась я.
— И что? Нашла о чем убиваться, — спокойно ответила старуха.
— Это же подарок!
— Дай-ка его сюда…
Яга выхватила книгу из моих рук и, прошептав замысловатую скороговорку, вернула обратно.
— Ну? Так, что ли, было?
Я недоверчиво ощупала фолиант и охнула, поняв, что он абсолютно сухой.
— Да ты внутри смотри, — ухмыльнулась Яга. — Внутри.
Силы небесные, да она волшебница! Назвать ведьмой теперь язык не повернется. Книга оказалась не просто сухой, но и свеженаписанной!
— Как новая!
— А то! — Старуха лишь фыркнула в ответ на мое удивление. — Я, конечно, не всесильна, но такую мелочь Кощей и сам бы мог сделать.
— Так почему не сделал?
— Не успел, наверное. Прервала ты его. Ведь признайся, прервала?
Я чуть покраснела.
— Вижу, вижу, — разулыбалась Яга. — Помирились, что ль?
— Вроде да.
— Так «да» или «вроде»?
— Да, помирились.
Яга кивнула.
— Это хорошо, это правильно. Ну что, стал Кощей красавцем?
— Еще каким! Ой, откуда знаешь?
— А как не знать-то, девонька? Настоящая любовь всякие преграды сломает. Вот и он, хм… сломался.
— Это как так? — нахмурилась я. Чего-чего, а ломать Кощея не хотелось.
— Ты вот думаешь, как он бессмертным стал?
— Не знаю. Ритуал, заклинание… Колдун ведь.
— Э нет, тут все глубже… — Яга призадумалась. — Давай чайку попьем с вареньем.
— А может, не надо? И так голова болит.
— Тьфу на тебя за мысли дурные! Просто чайку, да и варенье возьмем другое. Собирай на стол, историю одну поведаю.
Кликнув чернавок, я приказала принести самовар и чего-нибудь к чаю, уж не знаю почему, но варенья больше не хотелось ни в каком виде.
— Ну, слушай, — начала Яга. — Давным-давно, когда солнце было моложе, а небо синее, жила-была молодая да пригожая девка. Такой красоты неописуемой, что все окрестные молодцы на нее сбегались посмотреть. Но девица нос ото всех воротила, на царевича рассчитывала. Каждый день под окнами дворца прогуливалась.
— И что?
— Попался в сети царевич. Представляешь? Попался! Женился, дурак. А после смерти отца сам на трон сел и ее царицей сделал. Годы шли, а детей-то все не было, не хотела красавица материнством красу свою портить. И все бы ничего, да только стала зрелость власть брать. Меркла красота, проходила молодость. В печаль впала царица; как в зеркало глянет, так слезы льет. Созвали тогда мудрецов — старых отцов, начали выспрашивать, не знает ли кто, как красоту царице вернуть.
Я слушала затаив дыхание. А Яга все вещала и вещала.
— Нашелся тогда один старый хрыч, который вспомнил, что есть, дескать, в Золотом царстве яблочки наливные, молодость возвращающие. Всполошилась царица, велела как можно больше нарвать. Нарвали, принесли. И никто не задумался, почему правители Золотого царства с радостью с таким добром расстались. Глупа была царица, наелась яблок. Правда, помолодела сразу. Ох и обрадовалась! Велела из плодов сих драгоценных варенья наварить. Почитай почти год одними яблоками питалась, все боялась, что старость обратно вернется.